PDF загрузить
СКЛАДЕНЬ
– Киев 2001, издательство «Белая
Криница», библиотека журнала «Белая
Криница». Книга стихов Глеба Ситько.
Художественное оформление – А. В.
Витановский, М. К. Соловьёв, послесловие
– С. К. Росовецкий. Книга написана автором
от руки, затем художественно оформлена
и размножена с помощью современных
технологий. Она включает в себя сборник
«Пасхалия», 4 поэмы и цикл из 12 стихов
«Лестовка». Книжек мало, но их можно
допечатать. Эпиграф:
Вновь
капелей бусы, солнопёка складень…
Духостихи
– златорогов стада…
И
Киев – тур золоторогий
На
цареградские дороги
Глядит
с Перунова холма…
Николай
Клюев
Предисловие
автора:
Книга
стихов, которую Вы держите в руках –
это эксперимент, попытка нетрадиционного
осмысления синтеза слова и изображения,
в ней труд поэта и художника спаяны в
некое эстетически самостоятельное
целое. Стихи на двух языках, где культура
православия соседствует с элементами
постмодерна рубежа веков, написаны
рукой автора, что, как ему кажется,
позволит прямо обратиться к читателю,
минуя посреднические услуги господина
Гутенберга. Стоила ли книга затраченных
усилий – решать Вам.
Послесловие
С. К. Росовецкого (отрывки):
«Нынче
время трудновато для пера» - констатировал
Владимир Маяковский три четверти века
тому назад. И тут же вопрошал
коллег-писателей: «Но скажите мне, калеки
и калекши \ Где, когда и кто великий
выбирал \ Путь, чтобы протоптанней и
легче?»
В
нашем случае «протоптанней и легче»
было бы пуститься в рассуждения о том,
что нет, дескать, времён, когда полегче
для пера, или в лукавые оправдания насчёт
возможности соотнесения совсем уж
обронзовевшего Маяковского и молодого
(на самом деле молодого) длинноволосого
поэта, задумчиво фланирующего теми же
киевскими улицами, кторыми в повседневной
суете пробегаем и мы с тобою, читатель.
Если
же серьёзно, то время сейчас для литературы
и в самом деле кризисное. <…> С этой
точки зрения наша эпоха напоминает
начальную пору романтизма в Германии,
когда каждый поэт вынужден был занимать
позицию «Бурного гения», как бы
воспроизводя ментальность первого
поэта всех времён и народов.
Что
же касается Глеба Ситько, то он
принципиально не выбирает в новой своей
книге лёгкий путь. Более того, подобно
скандинавскому скальду, специально
затрудняет своей поэтической мысли её
путь к сознанию читателя, но идёт
принципиально иным путём. Место
головоломных по сложности ассоциаций
- кеннингов, призванных осложнить
слуховое восприятие висы или драпы, у
него занимают приёмы осложнения главным
образом визуального восприятия текста
путём апелляции к нескольким существующим
тут культурно-историческим кодам,
апелляции, подразумевающие демонстративный
отказ от некоторых сложившихся тут
традиций. <…>
…Если
речь идёт о творении текстов, принципиально
предназначенных для восприятия только
визуального, то почему, спрашивается,
текст поэтического артефакта должен
набираться тем же безличным типографским
шрифтом, что и газетная заметка о
нарушении ЖЭК сроков вывозки мусора? А
если так, то поэт вправе избрать иное
изобразительное решение визуальной
стороны своего текста. И Глеб Ситько
выбирает древнерусский полуустав <…>
Обсуждаемый
издательский эксперимент побуждает
вспомнить, в первую очередь, переписанные
от руки сборники-автографы, которые
продавали с рук в пору «военного
коммунизма», когда нормальная издательская
деятельность в России прекратилась,
известные московские поэты. Намного
ближе иная аналогия - текст «Слова о
полку Игореве», переписанный от руки и
проиллюстрированный палехским художником
Иваном Голиковым уже в 30-е годы ХХ века.
<…>
Глеб
Ситько… в новом своём сборнике ещё
дальше отходит от собственно православной
культуры, соединяя аллюзии на её тексты
со столь же легко распознаваемыми
«отсылками» к образам и реалиям
«латинского» Запада и нехристианского
Востока. <…>
Перед
нами своеобразная параллель к
психологическому комплексу древнерусского
«нового человека», христианина, неофита
собственно, однако неофита, который,
подобно автору «Слова о полку Игореве»,
продолжает мыслить в кругу отвергнутых
им, но ставших тем самым для него
пронзительно прекрасными образов
прошлого. И кстати будет вспомнить, что
для человека древнерусского язычества,
как и для всякого язычника, чужие боги
столь же чтимы, как и отечественные.
Однако ведь и наш современник, сознательно
и по совести принявший православие в
конце ХХ-го века, вынужден отказываться
от многого весьма дорогого для себя, в
том числе и от национальной формы
космополитизма, выработанной несколькими
поколениями интеллигенции. <…>
Глеб
Ситько то смешивает в некоторых
стихотворениях оба языка, то бестрепетно
размещает несколько украиноязычных
вещей внутри русскоязычного в целом
сборника. Но это не просто несколько
наивный бунт русскоязычного украинца
против навязываемого ему украинскими
националистами искусственного
противостояния двух великих славянских
культур, это прихотливый языковой изыск,
в общем контексте книги оправдываемый
соотнесением затеянной автором
культурологической игры с эпохой XI-XIV
веков, когда культурное единство
действительно существовало.
Удалось
ли мне разгадать правила этой игры?
Судить читателю. А для этого перечесть
книгу. И снова впустить её слово в свою
душу.
ЗІРКА
ДАВИДА
(уривок
з поеми)
В
часи провини чи війни
Коли
стріляють при нагоді
Юнацтво
старіє в поході
І
діти бачать чорні сни
Не
бродить мед і хліб не родить
Всесвітлий
Дух на землю сходить
Мов
Сонце листям восени
У
найнестерпний, чорний час
Коли
святих ведуть до страти
Він,
лагідний, візьме батіг
Він
злидні вижене із хати
І
тричі плюне на поріг
Й
водою Іордану змиє
Гріхи
і рани з наших ніг
Шукайте
ж теє джерело
А
не знайдеш води живої
Пий,
чадо, з чаші золотої
Жертовну
кров свого Творця
Та
буде день й на землю ступить
Дух,
що єднає все до купи
І
знову ділить без кінця
Ваяйте
ж кам'яні хрести!
Бо
час вже прісників пекти
Впрягати
коней до ковчега...
Рушаймо
в край, де вмерла смерть
Де
князем стане кожен смерд
У
край, де молоко і мед
У
край, де Альфа і Омега.
ВОСПОМИНАНИЯ
О КЛЮЕВСКИХ КОНФЕРЕНЦИЯХ
В
СЛАВНОМ ГОРОДЕ ВЫТЕГРЕ 1991-1993 гг.
Я
вернулся в тот край забытый
Где,
как лоси, века прошли
Я
щекой прикоснусь небритой
К
травянистому лону земли.
После
всех осеней и вёсен
Я
с плечей уроню суму
И
у стройных высоких сосен
Ноги
голые обниму
К
роднику надолго приникну
Где
змеится земли исток
Мягко
в губы возьму землянику
Словно
девичий нежный сосок
Цепких
веток колючие ласки
Увлекут
меня на траву
В
нетерпении с хвойной баски
Шляпки
пуговиц оторву
Средь
равнины пройду игриво
Вдоль
дороженьки, по мосту
И
в зелёную нивы гриву
Пальцы
смелые я вплету
Пруд,
качнувшись, со ртом сольётся
За
берёзами - облака
Сиг
шершавый на дне проснётся
И
коснётся вдруг языка
Гамаюн
где-то гаркнет: "Горько!"
Чайки
крик перебудит сов...
Обессилев,
в твоих пригорках
Спрячу
плачущее лицо
А
над красным болотом клюквы
Нас
туманом прикрыв слегка
Усмехнётся
люкавый Клюев
На
неопытность новичка.
ИРОДИУДА
В
уши верблюда протащишь не многих вельмож
Змеи
прошипел: «Опустела святая посуда!»
Яблоко
сняли с Креста, возложили на блюдо
Тело
сверкнуло, как ножны покинувший нож
Всё
это ложь, что Иуда не пробовал Чуда
Это
неправда, что продал за ломаный грош…
Скрипнула
крыша – Спаситель ушёл в Ниоткуда
Ты
ж до Суда никуда не уйдёшь, не умрёшь!
