Четвер, 28.03.2024, 12:43
Стихия тихая стиха
Головна | Реєстрація | Вхід Вітаю Вас Гість | RSS
Меню сайту
Категорії розділу
Новости [1]
новости
Статистика

Онлайн всього: 1
Гостей: 1
Користувачів: 0
Тут розміщенно ненадруковані праці Гліба Сітька
Ситько Глеб Сергеевич       

Аннотация:
События этой новеллы параллельно разворачивается в двух временных периодах: середина ВОВ в безымянном прифронтовом городке и Киев начала 90-х прошедшего века. Молодой бизнесмен Олег приходит к школьному товарищу Рашиду, чтобы купить оружие для защиты от рэкетиров, и неожиданно встречает у него своего деда, Игоря, служившего военкором во время войны и пропавшего без вести ещё до рождения матери Олега. Однако встречаются они несколько необычным образом… Главным же действующим лицом повествования становится первый русский автоматический пистолет – ТТ.
ТТ
Это такой пистолет:
на "т" начинается, на "т" кончается...
(из детской игры)

- Товарищ майор, лейтенант Ковалевич по вашему приказанию...
- Садись,  Игорёк,  присаживайся - редактор,  не отрывая очков от корректуры,  продублировал свои слова прорабовским помаванием пальцев: "Майна", мол.  Игорь изящно снял ладонь с козырька и,  не сдвинув каблуков  ни  на  сантиметр,  расположил тело соответственно двум прямым углам дубоморёного  троника. 
Раскалённый  солнцем  андреевский  крест портупеи и планшетного ремня сдавленно взвизгнул,  предохраняя спину от прикосновения к черной кабинетной коже. Зато измученный зад Игоря, затираненный могильным холодом окопной глины и избитый пульсирующей жёсткостью досок в грузовиках,  благодарно слился  с  упругой мякотью сиделища, безнадежно подумав о ленинских креслах-циклопах, несущих бессменную и бесполезную вахту с двух сторон стола,  на  которые,  как опасно пошутил кто-то в отделе,  пошла кожа с двадцати шести бакинских комиссаров. Виктор сказал бы сейчас, что: "торжественная часть подошла к концу, началась официальная". Можно было слегка расслабиться.
Городок, в который их завезли военные  рельсы,  выделил под редакцию здание эвакуированного Дворца Пионеров,  однако, как с удовлетворением отметил Игорь,  Сам  умудрился перевезти  почти всю обстановку. Только  нездешне- радостные  детские  лица по стенам, оставшиеся от прежних хозяев, да сваленные в углу перетяжки последнего  номера нарушали торжественную строгость кабинетного уюта.  Тёмно-алый плюш штор  процеживал  безумный  напор  летнего солнца, и в комнату размеренно капал мягкий красноватый полусвет. "Как в каморке проявителя" - подумал Игорь. Когда-то ему казалось, что нет  в  мире  места укромней и надежнее. Однако в последнее время красный стал его слегка раздражать...
Вдруг Игорь осознал, что свою гуманитарную лысину, растущую, словно гриб, из обрамляющих её мохообразных недоседин,  шеф склонил именно  над его статьей,  это ее многострадальное тело сейчас анатомирует остренький редакторский ланцет-карандашик,  и часть существа Игоря, что была ответственна за её создание, заныла,  как открытая рана.  Сколько  душевных сил стоили ему и Соне эти два машинописных листа... 
Игорь всегда свободней чувствовал себя среди зрительных  образов,  чем среди слов и знаков.  Самому,  старой газетной крысе,  борзо черкать, а тут с непривычки поюркай среди стилевых, цензурных и прочих рамок - лоб  расшибёшь! Ещё эта смешная неповоротливая военная лексика, доставшаяся нам с петровских времён:  бой-цы - молодцы, воины - воители - вои, соль да ты,  противник (противный),  (не) приятель,  агресссорр... Бойцы n-ской гвардейской дивизии все, как один, откликнулись на  призыв Верховного Главнокомандования  -  стойко  отстаивать  каждую пядь родимой земли,  не давать врагу ни минуты передышки,  не оставлять ему ни вагона дров,  ни мешка муки, ни ведра воды, ни глотка бензина,  сражаться до последней капли  крови-солдата-снаряда-патрона-штыка...   Ху!   Что   поле   вспахал.   А  внизу  рубануть  - корь-рес-дет...
И вообще, это прерогатива Виктора - он-то свободно дефилирует в  сих  водах  без  ущерба  для души.  Но Виктор сейчас контуженый в госпитале прохлаждается, счастливчик...
Наконец редактор   возвел на него свою  импозантнейшую  эспаньолку, странно гармонирующую со строгими армейскими усиками-тенью.


- Ну и стиль у тебя! - начал начальник, без осуждения, как сетуют на плохой почерк  - Закуривай – поспешно  добавил  он  и  фалангами  пальцев послал  аккурат  на середину стола вещь,  изящную в своей прямоугольности и совершенную в своей самоцелостности,  приподнятую над лакированным деревом на гуцульском орнаменте зеленых граней.
Нвыносимо мягким и долгим движением редактор надломил тисненую золотом крокодилью пасть,  под которой,  как под черной крышкой рояля, облизнувшись блеснувшим краешком фольги, ослепительно оскалились белоснежные клавиши гильз. "Герцеговина".  Герцог овина. Терция Овена. Греция вина. Герцева вина. Сердца новина... Никогда не ассоциировал он эту коробочку с табаком. Конфекты, духи, патронницы (до войны)... Нет, неправда,  ничто, ничто в этой жизни не было достойно такого футляра. "Герцеговина Флор". Флёр.  Флирт, Флинт, Форт, Фтор, Форинт, Флорин, Флюгер, Франт, Фалер, Фолиант. Ночной эфир струит земфир...


 


- Закуривай - призвал Рашид,  усилием пальцев выламывая очередной червоный кирпичик из плоско-лоснящейся, как ломоть балыка, упаковки с высокими готическими литерами


Марлен бра.  Шарль Боро.  Мораль Боро-Боро. Мари Моро. Марал до набора.  Ралли в горах Марабора.  Кошмар на улице Libero. Соблазн  конвейерной американской мечты был слишком велик, и соображения деловой дипломатии остались в верхнем кармашке  спортивной куртки  вместе с початой пачкой китайской радуги.
Глядя, как Рашид чертит кистью в  воздухе  магический  круг, начиная  вседневный ритуал освобождения от целлофана, Олег лениво размышлял, до чего странно звучит азиатское имя на этом  белесом,  будто  бы обесцвеченном каким-то химикатом лице. Хочется провести этимологию к слову "Russian".  Может, где-то в самых краешках светло-сиреневых щёлочек еще притаился Восток.  Хотя…
Пожалуй, эта комната не содержала предметов откровенно  китчевых, однако их патологическое, по европейским меркам, количество,  делало всякое упоминание о  вкусе неуместным. Шторы ещё эти терракотовые с их мещанским полумраком... Да и тут, на лаковой пиратской доске журнального столика – и тебе кофе-сигареты, и мне конфеты-печенье, и ему фрукты-апельсины, и ей череп-пепельница, и им винишко какое-то пузатое-фруктальянское – ну перебор же, право же, перебор!
Тем временем Рашид,  пространно распространяясь с чем-то малозначительном, разблескал вино в приземистые бокатые букалы, серебром сыпанул в золотые лотосы в меру жлобских кофейных чашечек ядреных чернозёмных гранул Nescafe, белыми кристалликами припорошил и смешал вешними  водами  в  наркотически-чёрное варево. Полувоенная х\б-рубаха ВВСША сидела на нём, что доспехи.  Его лицо,  простое и открытое,  поросший пшеничной растительностью подбородок, искренне-серые глаза, ласково целящиеся в тебя сквозь тонкую переносицу, совсем уже было располагали к  доверию, как вдруг золотом  полоснувшая  по лицу улыбка разом все перечеркивала. Хотя кто сказал, что зубы отражают характер хуже, чем глаза? А, собственно, что это я вдруг так особачился?
Однако, пора было причащаться. Игорь поймал концом белой колбаски желтый лепесток и с наслаждением всосал сухой,  классически  спокойный аромат с чуть заметным оттенком кофеина и вольного воздуха выжженной солнцем прерии,  лёгкий,  как утренний туман на  реке. Вирджиния!  Вот он,  дым моего истинного отечества! Какое простое и,  вместе с тем,  изысканное слово,  нежное,  как имя девушки, и просторное,  как  название страны,  недаром его считают атрибутом ковбойского стиля.  Вершиння! Вермут & Gin. Вера, Надежда и Jean. Вера, Женя и John. Virgin и я. Выражение...
Рука готовила  полную горсть,  но пальчики аккуратно выбрали один белый патрон,  не прихватив  даже  резерва  за  ухо.  Старое интеллигентское воспитание  - как оспа.  После трех недель деручей солдатской махорки и ядовитого зелёного самосада гортань Игоря чувствовала себя  плевательницей.Воображение  вожделенно рисовало снежно-голубой брусок "Беломора,  или черный квадрат "Казбека", на самый тощий конец -"Звездочку", но это... Последний  раз хорошим куревом с ним делилась в позапрошлом рейде полковая разведка, разжившаяся английскими сигаретами у немецкого языка. Они-то и презентовали ему зажигалку, пожалели, он все не мог приноровиться к гильзам - коптят,  пальцы обжигают, норовят в лицо огнеметом... Как естественен её по-германски безотказный механизм в лакированном уюте кабинета, а там,  среди грохота, огня и песка, где ежесекундно готово было отказать все, от затвора до собственного зрения, слуха и голоса...
- Все эти приемы романистики не для серьезной  публикации  в серьезной  фронтовой газете.  И не напирай на цвета,  твое дело - факты,  ты журналист,  помни! Потом, ты перегружаешь повествование внешними деталями, и из-за них читателю не видно идейного содержания.  Ну, где оно у тебя?.. - но Игоря уже не интересовала судьба статьи. Эта затяжка была важнее всего, что мог сказать ему  начальник. Крепкий, но ласковый дух, не встретив сопротивления, разошелся по каналам, проник во все поры его естества. Изысканный медовый аромат промыл извилины мозга и поднял их вместе с дымком к потолку.  Странная, почти болезненная  истома  овладела им,  нежно наложила повязку на лоб, отпустила и ослабила связки, мышцы, мышечки и сухожилия,  как тогда,  в седьмом классе,  когда старшеклассники дали ему курнуть анаши. На секунду перед глазами возникли сочные,  ядовито-малахитовые плантации Хорватии... Или Сербии, кто их там разберёт!
Итак, шеф только что спустился с  "верхов".  Ну,  теперь  пойдёт шерстить! Он всегда привозил сверху десяток коробок "Герцеговины", разреженный воздух вождистского высокомерия, чуть заметный запах грузинского коньяка и легкий горский акцент. И с каждым подъемом он был на шаг ближе к пороку. К порогу. К пророку. А проку?
Ишь возвышается, Сфеникс-ясный сокол, На-вухо-доносор кабинетного значения, в светлейшем френче из мыслимых по уставу, явно не видывавшем ни пороха сражений, ни праха фронтовых дорог. Из правого карманища змеится золотая минутная цепь,  а к левому ракушкой присосался орден какого-то Красного Знамени.  Советская военно-чиновная крыса очень средней руки в черепаховом панцире профессора дореволюционной выковки.
Здесь его царство, куда руки достают, где под фикусной сенью лампы-поганки в  гамбитном порядке рассредоточились всевозможные писчеприборы – все эти чернильницы, песочницы, губки, пресс-папье - и тут же поблескивает маленький черный резервуар авторучки, разом делающий бессмысленным всё это собрание антиквариата. Уже в коридоре майор движгался неуверенно и бочком, как краб...
Прикидывая, по профессиональной привычке, выдержку и диафрагму,  глаз Игоря отметил  мохнатое нерезкое пятно,  легко промелькнувшее через комнату.  С секундным недоумением он отнёс его к действию папиросы. 
Расшалившийся Игорь почти совсем наладился набивать  очередной папиросой люльку, но строгий взор улыбающихся глаз Вождя вовремя удержал его.  Ох, и раздражала же его эта графия,  при всём уважении. Ни фона те, ни глубины, ни атмосферы – карточка на паспорт. А ведь на хорошем материале, Кодак... Ой, Кодак, видать по сему!
Неожиданно возле самого лица он увидел требовательно протянутый пучок шершавых крокодильих щупалец с холёными ногтями. После секунды бессмысленного испуга Игорь отдал стальной брусок во власть алчному зеву хищного пятицветия. С досадой вспомнил, что так и не собрался основательно стереть чопорного прямокрылого орла, кичливо восседающего на циркулирующем по часовой стрелке мироздании. Конечно, начальник не тот человек, чтобы, однако... Дзакнула клавиша - оранжевый протуберанец завис над белым квадратом навстречу ржавому клинышку. Три блика вспыхнули в ответ - на левой линзе, на ручальном золоте кольца, на кумаче знамени ордена. Игорь напряжённо ждал вопроса.


- Трофейная?  - кивок - Забойная вещь.  Года через два народ пресытится фирмой, и антиквариат войдет в цену.  Мода проходит,  а стиль остаётся. Стиль важен во всем, его ничем не заменишь и ни с чем не спутаешь.
- Стиль – подумал Олег – ты-то что знаешь о стиле? Стильный – стельный – стольный – стрелянный – постельный - пастельный – пасторальный - отсталый – стальной – остальной...  Стиль Яго.
- А вот это вот уже зря  -  Рашид постукал желтым, как мамонтовый бивень, ногтем по броне-нержавейке,  где полустёртый нацистский игл  зло  косился  сквозь  прутья грубо нацарапанной пентаграммы – Каждая вещь познается и ценится в контексте  своего времени и своей идеологии.
Олег хотел было возразить, что изменения, нанесенные временем, могут быть не менее органичны в общем контексте  истории,  но осёкся: не стоит нагружать человека выше его уровня.
Рашид наконец-то справился с   громоздкой горизонтальной конструкцией,  нелепо напоминающей одновременно отбойный  молоток  и ручной эспандер, тщательно прикурил от белой точки F, породившей пространственный треугольник GKV  (золотые зубы - часы командос - бокал на столе). Потом погасил все это и, так и не затеяв ожидаемого торга, поставил странное приспособление на стол,  где  рядом с зажигалкой Харли-Мария-Дэвидсон оно смотрелось как панцирник возле одноименного мотоцикла.
- Ну-сс – изрек он, наконец, закусив сигарету золотой пластиной и вооружив жуликоватые глаза - незабудки стеклом и металлом - Чего же конкретно твоей душеньке угодно?  Для себя, для дома, для офиса? Что было, что будет, чем сердце успокоится?
- Мне!?!
- Тебе,  тебе, не разыгрывай барашка. Признавайся-ка, что ты там натворил на  Nnn-ском  направлении? 
-  На Nnn-ском?  Не припомню,  Роланд Аристархович. 
- Ну,  ну, не скромничай. Где это ты там проявлял чудеса героизма? – настойчиво вопрошал шеф, ехидно вытянув вперед хитроглупое выражение лица.  Ну, не помню я,  дурак  старый,  чего приклеился?  Поездил  бы с мое – детство свое забудешь,  в каждый рейд живешь заново...
- Не помню, товарищ майор, серьезно не помню. Вы что-то путаете, наверное.
- Упорствуешь? - ласково наседал начальник, и Игорь, между прочим, подумал, до чего же идет ему кличка "Марал", хотя никто в отделе, небось, и в глаза не видал этого зверя - Ладно,  подскажу уж... Полковника Тушина припоминаешь? Тут он о тебе отзывается...
Тушин... Ну конечно! Он все обещал что-то выхлопотать... Да, горячий был денёк. Помнится, в ночь перед боем случайная ракета засветила Игорю  свежую  пленку  -  ух,  и матерился же он тогда! Собственно,  он просто не смог вовремя оценить критичность ситуации да слишком увлекся съёмкой боевой панорамы – в окошке Кодака любая война кажется не страшнее ковбойского  фильма. Когда же он, наконец, обернулся, вокруг не было ни души.
Тут уж корреспондент позволил себе испугаться по-настоящему. Снуя, как потерявшийся ребенок, по лабиринту траншей, похожему на чрезвычайно разветвленную братскую могилу, он чуть не(да!) плакал: "Бойцы... Товарищи...  Братцы... Товарищ капитан... Да где вы все, мать..!" А потом начался артрасстрел,  который засыпал его серой глиной, а ведь мог и смешать с ней.  Мог. А потом стало тихо. А потом показались вражеские танки, маленькие, далёкие и  неотвратимые, как черные ахейские челны на античном горизонте форта Трои.
Скорее переждав,  чем преодолев приступ простейшей паники, Игорь приступил к поиску средств защиты.  Решение напрашивалось одно - давать посильный отпор. Однако практически все орудия были  изуродованы,  да  и  снарядов найти не удалось, нашлось ПТР, но подпустить их настолько близко...
Наконец где-то на отшибе он обнаружил-таки два исправных миномета и два целых миноящика. Игорь стал методично метать мину за миной, даже не глядя, где они рвутся, покуда не миновал первый.  Нагнулся вспороть второй,  когда рядом жахнуло... Едва отбежал – смело катапульты и ухнул запас метательных снарядов. Неизвестно, что там решили немцы и что подумали наши, но весь следующий час его попеременно поливали огнём с обеих сторон.
Однако танки отошли. А вскоре на позицию с криками и оружием наперевес ворвались её храбрые оборонители и долго орали ему  в  оглохшие уши, какого хера он, матьёбогадушувтак, здесь делает и происходит.
Говорят, он повредил-таки хитин одному из кубокрабов. Предположим, но ведь эти изнеможенные, изможденные, обкуренные и обсмолённые, обречённые и обожжённые люди выстреливают в день сотни снарядов, если подвезут, подбивают десятки танков, если удаётся, и никто не торопится к ним по синей глине с  красными  коробочками, не вешает на них граммы золота за тонны искорёженной стали...
- Так точно, товарищ майор,  я действительно во время прошлой командировки находился в расположении батареи полковника Тушина, однако никакого особого героизма за собой припомнить не могу.
- Настаиваешь на образе храброго и скромного рыцаря?  - вроде как бы даже обиделся шеф – Ну да чёрт уж с тобой. Расписывайся вот здесь вот и забирай! - с этими словами он, вместо славной бархатно-пурпурной табакерки,  извергнул  из  недр  стола нелепый безобразный бесформенный сверток,  старательно, но грубо  запеленатый  в  черно-желтую "Правду".
- Что это? - воскликнул он в брезгливом удивлении.


- Т.Т., Тулла-Токарев,  образец тридцать третьего,  выпуск сорок первого. Первая и единственная стоящая совдеповская модель (Стечкин - особый разговор).  Великоват он по нынешним понятиям...  Зато  пушка - зверь!  -  очки Рашида сверкнули бело-голубым азартом - Французский бронежиль пробьет, что панцирь черепаховый.  Твой Макар здесь  и телят не гонял! 
Олег усмехнулся, однако – кивнул. До сих пор не встречал никого, кто бы похвалил сию милицейскую игрушку.  
- Прелестно сохранился, как у Пушкина: - тэтэ в кобуре, кобур в вещмеше, вешмешк в блиндаже, блиндаж... В масле, в бумаге, свеженький, только из печи - объядение!  Небось, и не шмальнул-то ни разу.  Ни одной детали менять не пришлось,  даже пружина живая, редко когда так улыбается.  Обойма,  правда, немного того... Ну и, конечно, подновить, смазать, почистить. Маненечко утратил воронёности, пол века в земле - не петух плюнул. А так – хоть завтра в бой. Он без инструментов разбирается. Здесь... Ну кого ж я учу, Господи ж ты ж Боже ж ты мой!
Предохранив ладошку Правдой,  чтобы в маслах не измазюкаться, Игорь вязко извлек из чёрной рукоятки,  как полку  из  картотеки, лоснящуюся, словно селёдку, обойму с выглядывающим из неё толстеньким зелёным поросёночком, переложил за хвост на край стола, осторожно, но решительно  потянул скользкий эластичный металл - оглушительный щелк передернул атласную кабинетную тишину. Направил прицел в левый глаз пространственно улыбающемуся пионеру...
Почему-то вдруг вспомнилось,  как в самом начале Всего молоденький,  новоизжаренный младшина из вот такого же новенького, свежесваренного пистолетика, только что взятого на вооружение вместо привычных наганов, который он, казалось бы, выпотрошил полностью и безосновательно, вдруг легко и нечаянно прострелил левое легкое своему товарищу. Да, черт, наверное чертовски обидно, чёрт возьми, когда жизнь и смерть твои становятся лишь иллюстрацией к технике безопасности! Как невозможно долгов пороховой тишине  громыхала по полу тяжелая гильза... В черном телеколескопе ствола собеседник,  извиняясь,  разводил виноватыми руками:
-  Калибр  семь  и шесть.  Маловат,  что ни говори,  для такой дуры.  Ну, ежели тебе всенепременнейше необходим именно девятый – есть Парабеллум за те же деньги, но он ведь и вовсе некомпактабельный,  хоть в ж...
- "Я дам вам парабеллум”. Да ничё,  ништяк,  нормалёк,  покатит! (Para bellum,  пара Блюм,  Pra bellа sum,  пора к белым, кто klibis facet - готовь парабеллум)…
- Использует  энергию отдачи  при коротком ходе ствола и сцеплении кожуха затвора с пазами на стволе. Ствол - двенадцать сэмэ., патроны маузерные,  так что лупит отменно. Это те не браунинг! - авторитетно делился эрудицией начальник, с чисто гражданским любопытством наблюдая за операцией.
О достоинствах и недостатках  отечественного и зарубежного пистолетостроения Игорь мог рассказать побольше патрона, а посему оставил сию волнующую узкотехническую линию без развития, зато, вооружившись любезно предложенным лупоглазом, принялся исследовать каллиграфическую эпитафию: 
- "Сим именным оружием награждается лейтенант Ковалевич за личное мужество, проявленное в боях за... за..." тьфу, черт,  не разобрать! - Рашид вернул Олегу похожий на выеденную крабью клешню черный стальной кожух с полусъеденным временем  барельефом - Как же это я прогавал? Совсем стар стал. Сковырнул бы ты её, а то мало ли...
- А как же временной контекст?  - хотел было съязвить Олег, но почему-то снова воздержался.
- Нет,  если ты настаиваешь именно на малогабарите - приищу тебе Вальтер или Браунинг, но на них спрос особый, и цена, сам понимаешь... 
- Да беру, беру уже этот, не суетись.
- И то верно, мы ведь не Бонды, под пиджаком поместится - и ладно. А машинка славная, в руке сидит лялечкой,   фирмачи её уважают за пробивной характер. Да и патроны легче достать. Калибр невелик, зато значительный пороховой заряд обуславливает существенную начальную скорость...
- Да, вы уже говорили, маузер.  Сколько,  кстати? 
- Сто.
- Сколько?
- Сто. Сто зелёных - и, неправильно оценив интонацию Игоря, Рашид принялся канючить – А что, много? Да за мадьярский или корейский, точно такой, с тебя вдвое скачают, скажи спасибо. Не при башлях – так и формулируй. Я тебе Наган уступить могу за половину. Сохранился похуже, но ведь работает...
- Да что ты, право, уж и торгануться нельзя. Пусть тебе будет твои сто, раз ты такой горячий. Ишь ты! Так, говоришь, с кобурой,  с комплектом... 
- Увы,  брат.  Ну, за его родную я тебе, по дружбе, скошу,  а за запаску - сверху. 
- Да ты что?
- Да вот это, зеленый – патрон,  червонный – обойма. 
- Ой, вай... 
- Что делать, братан, не я тут цены малюю. Найдешь подешевле где – и мне скажи. Моих-то за десятку хоть ведро бери, не жалко, не перебранных так вообще – по баксу, но ведь они в трудный момент и подвести могут...
- Могут.
Минута неуютного молчания. 
- Знаешь, возьми покуда с одной, подумай, а пристрелять я тебе уж лежалых отвалю, не обеднею.
- Пожалуй. Спасибо. Кстати, насчет пристрелять...
- О чём речь, к этому медведю ещё привыкнуть надо, отдача зверская, руку на раз сбивает... Мне тут днями  должны  ППК-эй справить, клёвая игрушка, вместе и смотаем, я рощицу приглядел на четвёртом километре.
- Отлично. Когда?
- Да на этот викенд и махнём, заодно –попикникуем. Водочка, шашлычок, бабец прихватим….
- О.К. Только лучше в субботу, в воскресенье я с  клиентом обедаю...
- Замотано, старик, созвонякаемся. Так ты уж непременно сходи, пристреляй,  слышь!
- Да схожу уже,  старый кретин, схожу, куда денусь, отмёрзни! Не премину, Роланд Аристархович, не премину.
- Сегодня же и сходи, не поленись.
- Да что сегодня, Роланд Аристархович, и завтра прекрасно  успею. 
-  Вот  завтра-то  как  раз  можешь и не поспеть. Машину ведь могут и с утра пригнать.
Игорь чуть пистолет не выронил: ах, марал же  ты  безмудый, опять мне  на  выю весь аврал, это как же прикажите понимать-с, товарищ редактор-с?! 
- Да ты так и понимай, как слышал. На Nn-ском направлении прорыв, срочно  требуют осветить. Завтра обещали прислать студебеккер,  развезут,  наконец -  начальник брезгливо ткнул златоперым паркером в безобразную пирамиду  перетяжек последнего номера у стены - заодно и тебя подбросят. Представишься в штабе дивизии, там в курсе, ну, а дальше уж – сам разберёшься. Командировку и все документы получишь в канцелярии. Короче, вопрос решен – и шеф безапелляционно окунулся лицом в  типографскую краску, однако Игорь на этот раз не был настроен на компромиссы.
- Да что ж это такое, в конце концов!  Я только вчера приехал, я и осмотреться не успел. Я в баню-то не сходил по-людски...
- Ничего, до вечера далеко, успеешь и попариться.
- Но почему Я! Что я, один в отделе?
- Считай, что один.
- Роланд Аристархович, я не поеду.
- Лейтенант Ковалевич, вы поедете завтра. Это приказ.
- Ну, так расстреляйте меня!  - сорвался, наконец, с субординации Игорь - Что я,  Стаханов, ишачить за всю редакцию? Чуть что: Ковалевич - езжай, Ковалевич - спасай. Завели моду - трое мотаются по фронтам, на шальную пулю напрашиваются, а остальные из кабинетов не вылезают. Вот когда вы тут без нас пайки делите, никто товарища командированного не вспомянет.  Баста! Три труднейших рейда подряд, я четыре фронта переколесил, у меня две  извилины в мозгу остались,  что колеи на дороге, по всем гражданским и военным законам я имею право хоть на неделю отпуска! - Игорь обвис на стуле, обессиленный и опустошенный, как отстрелянный барабан.
- А кого я пошлю,  кого! - распалился и себе редактор - Пельцмана перевели, Матюхин твой в госпитале, Зюгалов к родным в Омск укатил, Шпак дома сорокует, Киглевич в Москве бумагу пробивает, вторую неделю ни духу, ни слуху, сукин сын. Четыре человека на задании, вон даже Костя - корректор - начальник указал подбородком на раззмеившиеся по столу свитки гранок -  Марычева я, что ли, пошлю,  десять лет за конторкой, двух строк на бумаге не склеит, у лейки затвор не найдет? Грибошеева, что красным кашляет, на полдороге загнется. Катьку свою (секретаршу)? Метранпажа, уборщицу, цензора? Кого?!?
- Ну, я не знаю! Сам бы и съездил-проветрился, уж коли такой исполнительный. Пошлите (лёгкий укол совести), пошлите Саенко хотя бы.
- Саенко убили.
- что.. - если бы тт вдруг выстрелил из рукоятки Игорю в живот, это бы не поразило его сильнее.
- Ты не знал? 
- Не знал? - Прикладом в затылок,  раскаленный шомпол сквозь позвоночник до копчика,  зеленые искры из глаз,  не знал, Саенко... Стойте, подождите, не может быть, я же в N-nске с ним разговаривал, он  уже  ехать, а я - документы...  Я же в грузовик его подсаживал, он ведь раньше меня... Я же его Соне просил привет передать, черт меня побери совсем, Товарищ Начальник,  нельзя же так, Господи ж Боже ж ты мой, почему же мне никто ничего...


- Кури, Игорек – очень мирно вздохнул редактор и, послав в дамки "Герцеговину",  водрузил на краю поля отсвечивающего,  как зенитный снаряд черного лейтенанта - три звездочки, затем, оголив белого ферзя, атаковал его двумя ладьями - блюнк, блумк...
- Их остановили на десятом километре,  не доезжая до  линии фронта,  десять человек, один — в форме пехотного капитана. Они дезертировали из n-ской части, отказались идти в атаку под артобстрелом, застрелили комиссара и комроты... Что-то такое. Наверное,  хотели прорваться за линию, схорониться где-нибудь, над ними расстрел висел, сам понимаешь - губнул - Ну, остановили, открыли кузов и расстреляли всех из автоматов. Потом на заставе ввязались  в перестрелку с заградотрядом и  свалились вместе с полуторкой  в реку.  А тех нашли в лесу - курьер из штаба дивизии с донесением, санинструктор с раненным, пара отпускников... Только по документам и опознали. А этих всех, кажется...
- Зачем! - вырвалось откуда-то из глубины Игоря. Аристархыч испуганно взметнул зрачки, но тут же вернул их за стекла.
- Ннууу - длинно развел он метровыми пальцами, однако, посуровев, добавил - Ты же знаешь его.
Игорь одним глотком, не смакуя, опрокинул в себя стакан. Да уж, он его знает. Уж он-то, мать-неимать, знал его хорошо. Пряно обожгло язык, ледком кавказских вершин садануло в нос, но горло, прожжённое офицерским спиртпайком, не ощутило  ни  крепости,  ни вкуса.  Этот человек патологически не переносил насилия над своей волей, ни на ковре у начальства, ни — перед дулом автомата. Как он тогда, в самом Начале, когда они выходили из окружения, сбил из тяжёлой противотанковой дуры немецкого мотоциклиста - никто в кузове и понять ничего не успел...
Не изменять  же  себе  на  этот  раз.  Они  вышли из  леса, по-волчьи озираясь,  голодные, дикие, охреневшие от затянувшегося расстрела, смертельно уставшие догонять свою смерть и жутко жадные выжить,  испуганные собственной смелостью и отчаянно храбрые  от  страха. Главарь  долго  оправляет  гимнастерку и с минуту делает себе человеческое лицо. Затем – выносит его на середину дороги, уверенней  ладонью грузовик на полной, прикрывая планшетом пятно на боку - Проверка, мол, браток, на дорогах, документики – и на полуслове из планшета  огромный,  воронёный,  взведённый,  неотвязный, как глаз гадюки и – беленького рязанского паренька с красными глазками, из кабины, лицом в железо, сталью к затылку, - Пригляди! – и - к кузову, отцинкнули створку...


А у Саенко слух – что у суслика,  почуял неладное, и - за зброю, что там под рукой будет: винтовка, автомат, граната,  браунинг свой чёртов, High мать его Power, обойма в чертову дюжину Para твою bellum, и где он его только откопал,  курьер со штриховкой усиков на навсегда удивленном острие лица:
- Вы-с-ума-сошли!?!
- Тсыцтыссука! - курок, кольцо,  затвор, предохранитель, он же не мог иначе, и, как только они: Слезай, приехали! *-----------\___________
Дебельный дылда рухнул со свинцом во рту, куропаткой канул в придорожную траву главарь, а Алексей всё лепил и лепил с локтя-колена, пулю за пулей,  еще и ещё, покуда они не опомнились, он ведь так искусно стрелял, вот уже коренастый матёрый старшой - в отпуск вместо медали - жахнул из карабина, затвором  заклакал, уже курьер, крысенок штабной,  разобрался-таки в ситуации и с револьвером, санинструктор прикоснулась к кобуре................/
Всё, баста, поздно, капут, их уже решетят, дырявят, расстреливают, кто из ППД-ППШ-а, с правого бока, не целясь, не жалея в горячке патронов, или из немецких,  прямо от груди, короткими, но частыми, а то и с парящей тарелки Дягтерёва, по левому борту телеграфом, щепки летят: тррррр-р , та-та-та, бу бу бу бу бу бу х х х х х х х х х хххххххххххх  +-+-+-+-+-+-+-+-+********,  >,>,>;  //, ///, /////, /////////______взвизгнула инструктор-сан,  застонал  раненный пулей   боец,   выматерил   свою   напоследок  старшой   -  \\\, ^ ж-ж\ж\ж\жжжжжжжжжж…< ^), ");
Стали сходиться кругами,  постепенно смелея, один сменил магазин, один свернул козью ножку, один приподнялся на колесе и чесанул внутрь кузова с руки, для веры, встал, отряхнулся главарь - мать так растак перетак, потом вот разэдак и еще раз так, что это был за праздничный салют из всех орудий и миномётов, или патронов в избытке, вас же на передовой было слыхать, вы тут роту могли положить, а не одного фраера с волыной, совсем охренели со страху, елки мочёные; машину испохабили, кровяхой все измазано, ну куды мы теперь на ней к ебе-ниматери поедем! Водилу-то накой замочили, его могли знать на шлагбауме, а им уже все равно, они лежат там, изрешечённые, растерзанные, изорванные, окровавленные, среди пробитых мешков и бидонов, а больше всех, раньше всех, смертельнее, безнадежней – он, ибо что может

человеческая гордость против всесокрушающей мощи современного  автоматического оружия,  возьмём, к примеру, MP-40, поздняя модификация, самый распространенный германский автомат-пистолет-пулемёт времён Третьего Рейха, в простонародье почему-то упорно и безосновательно имеемый... именующий... именимый... тьфу, короче, имеющий имя Шмайсером. Калибр 9 Параbellum, коробка на 32 патрона, скорость испускания - 500 в минуту,  есть там специальное такое устройство, для ограничения огня... Вполне компактен,  со снятым рожком и сложенным прикладом поместится в кейсе, для охраны офиса весьма...
- Да нет, не стоит.
- Да что стоит,  смешно говорить,  ни хрена не стоит,  даром отдаю.  А, может, для дома чего возьми - времена-то, сам знаешь. Рекомендую старый добрый отечественный  ППШ  -  простая  надежная система, в ближнем бою незаменим:  отдача нулевая, 72 патрона в руках, 900 пуль в минуту,  море огня, пали - не хочу, враг будет повержен,  наше дело будет за нами... А то - ручной пулемет...
- Дом мой - дот мой. Нет уж, спасибо.
- Да  не за что. Чёрт, кого ни спрошу - все на мели, ну и времечко!  Стареет мой бизнес. Вишь, как живу — он кивнул пробором в сторону толпившихся у стены картонных коробок из-под чего-то импортного, из которых, словно вытащенные неводом морские гады, грозно оёжились чернотой и  ржавчиной затворы, приклады, стволы, дырявые кожухи, раструбы, диски, рожки, ленты - Поприжали нас, оптовики на дно ушли, носа не кажут, мои залегли на матрасы, хранить не у кого. Мелкая артиллерия еще разлетается, а эту арматуру как завезли квартал назад на недельку, так и ни с  места. За тот месяц всего один Суоми уплыл. Первый же шмон - и горю! - Рашид раздражённо сбросил опасно накопившийся пепел  в  выдающуюся  нижнюю челюсть черепа - Я уж и на абхазов выходил, хоть и не в моих принципах, так кочевряжатся. Зажрались,  чуреки, забыли, как с двустволками   на   танки ходили! Заладили: АК-АКМ-АКС,  АКСУ-СКС-АПС, РПК-СВД-АКПГ. Достали... Сбавляю цену, что делать, а сколько её сбавишь, я ж не прямо из земли продаю - отобрать, отладить, смазать, перевезти, новую деталь отточить на Арсенале - а всё люди. Отворила Родина закрома, где мне с ВПК конкурировать. Вот в годы последней войны интересней было — голос оружейника зазвенел седыми струнами ностальгии - Один боец пятнадцать пуль в секунду выпускает, а сосед его по пять секунд с затвором возится. Здесь "Катюша" жарит, и тут же дедовская гаубица жахает. Кто из почти  современного автомата строчит, кто древний "Максим" налаживает. Старое-новое - все в дело годилось. А сейчас - штамповка...
Слушай, ты ведь говорил, что охотник, возьми хоть карабин.


- Да у меня  два  ствола... 
- Это здесь при чем,  я тебе настоящую вещь предлагаю! Старый мощный патрон, калибр семь и девять, не нынешнее  дерьмо,  бьёт  на  кило и дальше,  скорость при вылете восемьсот — на секача,  на сохатого, на хозяина. Весу три килы не будет, пёрышко, длиной меньше метра, да ещё и приклад складной, для парашютистов Вермахта делался, под ватник спрячешь - ни  один лесовик не просечёт...
- Не, не охота.
- Да ты погоди некать-то, пять патронов в магазине, без автомата, зато - надёжно. Ты не думай, он - как новенький, ребята давеча склад откопали, ну там не склад, каптёрку. Два ящика этих карабинов за неделю разошлись, раньше автоматов, чесслово. У меня только три штуки зависли, покуп var container = document.getElementById('nativeroll_video_cont'); if (container) { var parent = container.parentElement; if (parent) { const wrapper = document.createElement('div'); wrapper.classList.add('js-teasers-wrapper'); parent.insertBefore(wrapper, container.nextSibling); } }

Вхід на сайт
Пошук
Календар
«  Березень 2024  »
ПнВтСрЧтПтСбНд
    123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031
Архів записів
Друзі сайту
Copyright MyCorp © 2024
Безкоштовний хостинг uCoz