Глеб Ситько

КАРА ЗА КАРМЕЛЮКА ИЛИ НАШ ОТВЕТ КАБАЧИНСКОЙ

Или Кармалюка, или Карменюка, или Карманюка, или, даже, Кармана — мне без разницы. Устим носил родовую фамилию, такую же, как его отец, дед и треть села Головчинцы. Это признаёт и сама г-жа Кабачинская. Что, однако, не помешало ей тут же посвятить сей теме полную страницу. Другие, вон, чуть не диссертации пишут исключительно об этом («Пошуки та знахідки” В. Б. Любченко, Київ). Мол, намекает оппонент, нет дыма без огня, Карманюк — карман — карманник, бог шельму метит и т.д. и т.п...

Что же, придётся и мне вставить 5 копеек. Во-первых, «карман» по украински «кишеня», так что с тем же успехом можно возводить этимологию к слову «карма», «карамель» или «караван». Во-вторых, традиционный украинский костюм вообще изначально не предполагал карманов. Мелочи, типа трубки и огнива, засовывали за пояс или прицепляли к нему за специальные крючки, крупные суммы зашивали в кушак или носили на шее в маленькой сумочке, называемой «калитка». И, наконец, как бы не именовали Кармелюка (уж позвольте мне писать так, как привык), но карманником, то есть — человеком, лазящим по чужим карманам в базарный день, он точно не был, даже недруги его в этом не обвиняли.

Интересную версию написания фамилии народного героя встречаем в церковной летописи села Шляховые Корчинцы, где он был убит — «Кар-Мелюк». Тут Устим превращается просто в какого-то восточного хана, прозвище которого можно перевести с татарского как «Чёрный Царь» или «Царь-Чёрт», а слегка украинизировав - «Царь Карающий». А в метрической книге его родного села Головчинцы имя атамана записано как «Севастиян». Римскому воину-христианину, думаю, и не снились испытания, выпавшие на долю тёзки.

Да, теория Василия Кучера и прочих об умышленном искажении фамилии героя царскими писарями представляется мне сомнительной. В вышеупомянутой метрической книге это злосчастное слово написано крайне неразборчиво: пятая буква выглядит как на «а» и, отчасти, как «е», шестая, из-за которой весь сыр бор, одновременно похожа на «н» и на «л», седьмая «ю» вообще ни на что не похожа. А вашу фамилию никогда не перекручивали чиновники? В том же деле о Кармелюке это встречается сплошь и рядом. Написал деревенский писарь, как бог на душу положил, неграмотный крестьянин не обратил внимания, и пошло кочевать из документа в документ «Беруля» вместо «Бирули».

Но и говорить, мол, украинские исследователи нарочно исправили «н» на «л», чтобы оправдать «разбойника», думаю, неправомочно. Шевченко, Вовчок, Старицкий и прочие опирались, в основном, на устный фольклорный материал и писали, как слышали, а уже от них подобное написание взяли писатели и критики советской поры. Даже доктор Ролле, которого автор статьи сделала своим главным и почти единственным источником информации (ничего не скажешь, объективное и всестороннее исследование!) местами пишет «Кармелюк», местами - «Карманюк» не придавая, очевидно, сему вопросу принципиального значения. Как и я не придаю. В конце концов, каждый имеет право на творческий псевдоним. Ульянова, вон, до сих пор все Лениным называют.

Остановимся ненадолго на книге Ролле («Кармелюк» \ Киевская старина, 1886, т. 14, март), которой г-жа Кабачинская настолько доверяет, что цитирует целыми абзацами без кавычек. Ну, то, что её автор — польский шляхтич, а потому априори необъективен, думаю, говорить излишне. И хотя он пишет в начале, что опирался исключительно на судебные документы (в которых, кстати, встречается и «Карманюк», и «Кармалюк», а иногда и «Кармелюк»), это не мешает ему вставлять слышанные анекдоты, добавлять в описание реальных случаев кучу отсебятины, путаться в деталях и последовательности событий и щедрой рукой сыпать комментариями, порой совершенно расходящимися по духу и сути с теми же документами. К примеру, приведённая Ролле в самом начале книги история о панянке, танцующей посреди лесной дороги на потеху Кармелюка и его козаков, имеет чисто фольклорно-литературное происхождение, в архивных материалах об этом нет ни слова.

Не отстаёт от своего визави и Кабачинская. «Им (Кармелюку и Даниле Хрону) просто хотелось есть — и они тащили из крестьянских амбаров сало, масло, муку, яйца». «От откровенного разбоя он (Кармелюк) перешел к скрытому вымогательству — эдакому рэкету». «Сиделось ему там (в Каменец-Подольской тюрьме) неплохо: было уважение от арестантов и надзирателей, водка, когда пожелает, и даже женщина для развлечения — жена одного из солдат». Какие подробности! Какая богатая фантазия! С удовольствием поспорю с вами, уважаемая, обо всём этом, когда вы приведёте в подтверждение своих слов... ну, хоть что-нибудь! А поскольку всё это вы, скорее всего, просто высосали из пальца, обсуждать ваши домыслы я считаю ниже своего достоинства. У нас тут урок истории, а не литературы.

Действительно, книга «Кармелюк» (в польскоязычном варианте - «Опрышок») в своё время была интересна как первое систематическое исследование по данному вопросу и вообще, как произведение, не лишённое некоторой художественной ценности. Она была основным источником информации для целого поколения украинских писателей и историков, именно ей обязаны своим происхождением многие из поныне блуждающих мифов (см. Михайло Старицкий «Разбойник Кармелюк»). Тем более, что, как и у Пушкина, написавшего «Полтаву», дабы возвысить Петра и унизить Мазепу, у автора «Опрышка» иногда невольно прорывается симпатия и даже, порой, восхищение к тому, кого он взялся очернять. Строго говоря, работа Ролле и есть художественное произведение, отчасти, повторяю, лишь отчасти базирующееся на изучении архивных материалов. С тем же успехом я мог бы основать свою статью на романе Василия Кучера «Устим Кармалюк». Я этого не сделаю, поскольку, к сведению г-жи Кабачинской, почти все документы, использованные польским исследователем, давно опубликованы отдельной книгой (Устим Кармалюк: Збірка документів — Київ 1948), а за прошедшие пол века найдено немало новых свидетельств о Кармелюке. По-моему, целесообразнее обращаться к ним непосредственно. А то и самой по архивам полазить, пылью подышать, если уж так жаждете сенсаций.

Однако пользоваться источником ещё не значит слепо ему доверять. Учёный должен уметь читать между строк и отделять зёрна от плевел. В самом деле о Кармелюке тоже полно путаницы. Так в некоторых документах утверждается, будто бы атаману поставили «знаки» на лоб и виски уже при втором (не считая бегства из-под стражи в имении Поплинских) задержании, осенью 1818-го года. Однако это невозможно, поскольку наличие клейм на лице не позволило бы Устиму выдавать себя за беглого солдата Василия Гавриленко при следующем аресте, весной 1822-го.

Представим себе, что некий историк начнёт писать диссертацию о партизанском движении на Украине времён фашистской оккупации. Естественно, ему не обойтись без материалов Гестапо. Но если исследователь, вслед за каким-нибудь майором SS фон Штерном, начнёт обзывать защитников родины бандитами, провокаторами и пархатыми казаками, вряд ли он найдёт понимание у приёмной комиссии. Пионера-героя Валю Котика и его соратников из шепетовского партизанского отряда имени Кармелюка при желании тоже ведь можно окрестить экстремистами и асоциальными элементами: пускают под откос поезда, убивают военнослужащих и представителей правопорядка — отморозки какие-то! Если, конечно, вынести за скобки немецкую интервенцию, концлагеря, Бабий Яр и проч..

Судебные чиновники называли Кармелюка разбойником и не могли называть иначе (не народным же героем, в самом деле). Так же величали они когда-то Разина, Булавина, Пугачёва, декабристов и других борцов за свободу. Разбойниками звали турки запорожцев, нападавших на их мирные галеры и мешавшие мирной работорговле. Разбойниками величали наполеоновские генералы русских партизан. К уголовникам приравнивали костоправы из ГПУ «врагов народа». Бандитами обзывали палачи НКВД бойцов УПА. Бандитами клеймят нынешние российские власти чеченских сепаратистов. Попробуем определить, чем же повстанец отличается от разбойника. Кроме, разумеется, отношения к нему говорящего (пишущего).

Дело в том, что бандиты не воюют с регулярными воинскими частями. Они иногда отбиваются от полиции, но это — другое. Бандиты только грабят, насилуют и убивают мирных граждан. Солдаты тоже грабят и насилуют, и довольно часто. Однако никто не отнимет права даже у воинов Вермахта называться солдатами.

С Кармелюком всё немного сложнее, чем с Разиным и Пугачёвым. Ему так и не удалось поднять Подольскую губернию на всеобщее восстание. Помешала, по всей видимости, неожиданно вспыхнувшая эпидемия холеры. Хотя отдельные выступления продолжались по Подолии и по всей Украине ещё долго после смерти Устима. Далеко не все они были связаны с Кармелюком непосредственно, да и сложно было бы руководить ими из тюрем и этапов. Однако постоянные крестьянские волнения этого периода — неоспоримый исторический факт (См. «Селянській рух на Україні 1826-1849 рр. Збірка документів і матеріалів» Київ 1985). Скорее, Кармелюк был для восставших символом борьбы за свободу, как сто лет спустя Степан Бандера, почти всю войну просидевший в немецком концлагере.

Наш герой избрал тот путь сопротивления деспотизму, который был ему доступен — сожжение и разграбление панских маетков с помощью небольших мобильных отрядов. Также нападал он на корчемников - лихварей и на сельских богатеев — глытаев, стремившихся закабалить своих же братьев - крестьян и, говоря словами Островского, «на их труды дармовые ещё большую деньгу наживать». Ролле, а за ним и Кабачинская настаивают, будто бы Устим и его «хлопцы» грабили всех без разбора. Они пытаются представить население Подолии как некую общность, пострадавшую от «шайки разбойников». Но о каком таком единстве может идти речь, если шляхта даже говорила на другом языке и иначе как «быдлом» своих «земляков» не называла?

При этом польский исследователь так и не привёл фамилии ни одного бедняка, которого якобы обобрал Кармелюк. Все украинские крестьяне для Ролле — безликая масса, презрение, ненависть и страх перед которой он так и не смог скрыть. Как не сумел найти и сколько-нибудь убедительного объяснения, почему честный труженик, любящий муж и отец троих детей вдруг стал «разбойником». Нельзя же всерьёз рассматривать его ссылки на "воровские” традиции края и на подходящий для преступной деятельности ландшафт.

Судебные архивы, правда, иногда говорят о подвергшихся нападению атамана «крестьянах». Под этим определением мог скрываться кто угодно: осавул (надзиратель над крепостными), панский управляющий или арендатор, притеснявшие мужиков хуже самих помещиков, деревенский ростовщик, ярко описанный в пьесе Марка Кропивницкого «Глитай, або ж павук» и даже мелкий шляхтич, не и имеющий бумаг, чтобы подтвердить своё дворянское достоинство. В любом случае, это, несомненно, был богатый «крестьянин», поскольку с бедного атаману просто нечего было бы взять. Максимум, он мог вынести Кармелюку поесть, как это делала жена последнего, Мария. Мой учитель русской литературы в своё время иронизировал: «Вот въезжает в деревню Кудеяр-атаман, а под забором Яким Нагой валяется. Как сорвёт разбойник с него соболью шапку...»

Впрочем, вру, одну фамилию польский исследователь всё-таки назвал. И эта фамилия... Кармелюк. По версии автора, корчма, где прятался атаман под видом пахолка (прислужника), служила связным пунктом, в котором крестьяне, у которых угнали скотину, могли выкупить её за небольшую мзду. Почему им не пришло в голову сжечь воровской притон или выдать его хозяев полиции не совсем ясно, но оставим это на совести доктора Ролле. Так вот, неразумные "разбойники” по ошибке взяли, да и украли волов у семьи своего «батьки». Вот уж, воистину, унтер-офицерская вдова сама себя высекла! Старший сын, Иван, пошёл их искать, и тут произошла трогательная сцена «случайной» встречи отца и сына, неоднократно повторяемая в художественной литературе.

А по-моему, всё это — туфта, сочинённая Кармелюком - младшим для судебных "крюков”. Скорее всего, в корчме состоялась заранее условленное свидание, где Иван передал отцу привет и известия от родных, а тот, наверное — денежное вспомоществование для жены и детей, ведь навестить их лично было бы тогда слишком рискованно. Однако парня выследили, припёрли к стенке, и, поскольку он не мог отрицать самого факта встречи, то и придумал сию историю, дабы не подставлять людей, выступивших посредниками. Заметьте, как душещипательно Ролле написал, что судьи «никогда не взыскивали с него за то, что не выдал отца». Иван, несомненно, оценил бы толерантность г-д чиновников. Если бы не умер 17 августа 1834-го года в Литинской тюрьме, так и не дождавшись решения своей участи. Видать, от шибко хорошего обращения. Ему было только 27, у него осталась семья, и кроме тайного свидания с отцом суду нечего было ему предъявить.

Насчёт угнанного скота, возможно, Устим действительно помогал людям в его поисках, а если не мог найти — дарил угнанный панский или просто давал денег. Вы что, серьёзно хотите меня убедить, будто страх или «восхищение ловкостью воров» принудил бы мужика воспринимать «как неизбежную необходимость» то, что у него отнимают последнее, обрекая его семью на голод, и не царь, пан, поп или чиновник, а свой же брат-крестьянин? «Не верю!», как говорил Станиславский. А уж к скотине селяне порой относились более нежно, чем к собственным детям, потеря лошади, коровы или вола была для многих утратой невосполнимой. Конокрадов били смертным боем и в России, и в Украине. Никакая природная сила не спасла бы атамана от народного гнева.

Книга Ролле была изначально написана на польском языке и для польского читателя, точнее — для определённой социальной прослойки (мелкой шляхты, интеллигенции, мещанства и духовенства), с чётко определённой целью — «показать неосновательность» бытующего в этой среде образа «благородного разбойника». В подтверждение своей позиции автор выдвигает два тезиса: в начале повествования - «Кармелюк, этот вор, грабитель, злодей — это воплощение бурной силы, издевавшейся над общественным порядком»; в конце - «Больше 20.000 человек, по милости его (Кармелюка), было выслано или убежало из края. Материальные потери, правда, не особо значительные, всё же достигали нескольких сот тысяч рублей (!)... И вся их тяжесть пала на бедные сельские общества, привилегированные же сословия потерпели относительно небольшие убытки». Между этими двумя фразами он не смог привести ничего, что подтверждало бы его мысль, кроме собственных голословных утверждений и, фактически, доказал только своё отрицательное отношение к предмету исследования, что было понятно изначально. Однако начнём по порядку:

1) Кармелюк — враг порядка \ Давайте сразу определимся, считаем ли мы абсолютным благом любой «общественный порядок», или только тот, что обеспечивает этому самому обществу стабильность, процветание и хоть относительную социальную справедливость? Во время немецкой оккупации Украины тоже был какой-то «порядок». Должны ли мы осудить подрывающих его партизан и подпольщиков, как националистической, так и коммунистической ориентации? Не кривитесь, вполне правомочное сравнение. Ибо царский режим был для украинцев, с одной стороны — иностранным, с другой — несомненно враждебным. Я, лично, вообще не вижу принципиальной разницы между царём, Сталиным и Гитлером. Всё, что не демократия — фашизм.

Не знаю родословной г-жи Кабачинской, возможно, у неё там все князья до 7-го колена, но, по моему скромному разумению, такой "общественный порядок”, когда миллионы людей не обладают ничем, сами являются чьей-то собственностью и лишены элементарных человеческих прав — плохой порядок. Это вообще не порядок, это — произвол. Кто дал право панам делать людей рабами? За что, собственно, крестьяне должны были надрываться на барщине и платить подати? Что им цари с панами такого хорошего сделали?

Вот только не надо проповедей — нет в Евангелии оправдания рабству! Кстати, могу привести уместную цитату из апостола Павла: «Ты был призван рабом? Не волнуйся об этом. Но, если можешь стать свободным, то стань им. Ибо призванный богом раб — свободен в господе, так же, как призванный свободным — раб Христов. Вы дорого куплены — не становитесь рабами человеков!» Вот Устим и изыскал возможность...

За какие такие заслуги шляхта захапала всю землю и считала остальных людьми второго сорта? Да, когда-то основу армии составляла дворянская тяжёлая кавалерия, но к началу Наполеоновской компании её костяком давно уже была пехота, набранная из крестьян, именно она несла основную тяжесть войны, развязанной, кстати, теми же дворянами. И что взамен? По какому праву паны владели тем, что забирал у них Кармелюк? Если по праву сильного, то на что вы жалуетесь? В тот момент атаман был сильнее.

А насчёт "варварства” - всё зависит от того, с чьей позиции смотреть. С точки зрения римского патриция его империя — оплот цивилизации и культуры в море хаоса, а Спартак — варвар, стремящийся разрушить всё, что ему дорого. А с точки зрения раба, полировавшего до седьмого пота те самые колонны, на которые мы сейчас смотрим с умилением, этот самый Рим — тирания, построившая своё благополучие на страданиях миллионов людей, жадная акула, стремящаяся поглотить всё новые земли и навязать другим народам свой образ жизни. Гладиатор же — последняя надежда избавиться от непосильного труда и постоянного унижения. Как видим, за прошедшие 19 веков, от Спартака до Кармелюка, ситуация почти не изменилась. Третий Рим достойно перенял у Первого и Второго славные традиции рабства, деспотизма и лижезадства, потеряв по дороге остатки античной демократии и терпимости. За современным лоском, за европейским фасадом послепетровской России, за фраками, кринолинами и аксельбантами скрывалось самое дремучее средневековье (в западных странах крепостное право отменили ещё в ХІІІ веке).

Я не оправдываю эксплуатацию негров в южных штатах Америки, но белые плантаторы, по крайней мере, считали своих рабов дикарями, язычниками, наказанными в своей стране преступниками и вообще — не вполне людьми. Это было надуманное оправдание, но они в нём, всё-таки, нуждались! А в крепостной России без всяких моральных терзаний точно так же угнетали людей, которых официально признавали единокровными и единоверными. Впрочем, к подолянам это не относится. Посреди православной империи польские паны клеймили там украинцев «хлопами», «схизматиками» и «пся крев». Вот куда завела нас Переяславская Рада!

Дабы наглядно продемонстрировать, что крепостное право почти ничем на тот момент от римского рабства не отличалось, приведу свидетельство очевидца, записанное польским писателем Станиславом Сташицем: «Было у меня два сына. Один получил землю, а другой без земли, без хлеба остался и ушёл учиться ремеслу. Пан стращал меня суровыми наказаниями и приказал доставить ему сына. Меня посадили в тюрьму и не выпускали, пока я не уплатил несколько сот злотых за сына. Меня сочли богачом и, надеясь взять с меня ещё больше, приказали забить в колодки и держать до тех пор, пока сын не вернётся. Я жаловался на жестокое обращение. Это сочли дерзостью. Велели забрать у меня из дому всё. Мучили меня. Ковали в кандалы и запирали в хлев. Я убежал из тюрьмы. Но мне нет правосудия в здешнем крае: кто меня мучит, тот мне и единственный судья. В законах человек моего звания не более, чем скот».

А вот слова Тадеуша Костюшко, будущего лидера польской революции, служившего в то время на Украине: «Крестьяне едва смеют дышать без воли своих панов. Они не имеют никакого права. Они не могут никоим образом уклониться от притеснений или жестокости, не говоря уже о несправедливостях, которые они терпят постоянно». Вспомните слова из песни: «Убогому, нещасному, тяжкая робота \ А ще гіршая неправда — лютая скорбота!»

Падение Польши и присоединение Подолии к Российской империи не принесло облегчения её коренному населению. Мало того, что ни при одном из разделов Жечи Посполитой царизм (к счастью для Закарпатья) так и не попытался объединить в своих границах всю Украину, он не воспринимал нашу страну не только как национальную автономию, но даже и как территориальную целостность: «Новороссия» административно относилась не к «Малой Руси», а к «Королевству Польскому», наместником в котором был цесаревич Константин. Фактически, теперь нас разделили не на две, а на три части!

Вот как описал сложившуюся ситуацию выдающийся украинский историк Грушевский: «Сильна рука нової російської адміністрації передала пануванню польського поміщика над українським холопом ще більшу силу та упевненість... Звичайно польській поміщик тримав на платні всю нижчу адміністрацію, з якою йому доводилося спілкуватися в справах з селянами, і міг бути певним, що всяке зловживання адміністрація йому покриє і у всьому триматиме його сторону. Влада поміщика над селянином під новим володарюванням досягла такої сили й непохитності, якої ніколи не мала в польські часи. Тоді гайдамацькі та селянські повстання затримували розвиток поміщицької влади; тепер, під охороною російських військових команд та поліції, польський поміщик нічим не ризикував, нічого не боявся і міг експлуатувати кріпацькі руки скільки завгодно».

Видите, против какой машины выступил наш Кармаль! Если бы в России существовала хоть принципиальная возможность отстаивать интересы украинских крепостных в парламенте или в печати, разговор о том, был ли Устим разбойником, имел бы смысл. А так его действия были абсолютно адекватны.

2) От Кармелюка пострадали более всего крестьяне \ Ну, это уже просто смешно. Откуда у народа такие бабки? «Перед моими глазами миллионы несчастных творений: полунагие, прикрытые шкурами и жёсткими сермягами. Высохшие, обросшие, со впалыми глазами, одурелые. Это более животные, чем люди. Хлеб с мякиной их обыкновенная пища. А в продолжении четверти года они едят одно зелье» - говорил вышеупомянутый Станислав Сташиц. Это с них Кармелюк собирал поборы? Чем, лебедой или мякиной?

«Страшно вообразить, какому поруганию подвергаются холопы, и остаётся только желать, чтобы поступки с ними не довели их до крайнего отчаянья. Даже если бы до таких бед и не дошло, то для целого края настало великое разорение. Помещик покидает хозяйство и бежит в город, а мужик не радеет о плодах своей нивы, потому что их у него могут каждый час отнять. Да ещё и с его собственной жизнью» - писал очевидец того времени о Подолии, которую польский поэт Трембицкий назвал «Страна, текущая реками молока и мёда»!

Даже митрополит Киевский Филарет признавал: «Напівзруйновані хатини, жителі в лахміттях, брудні й голодні діти — ось очевидні вивіски поміщицьких сіл».

А вот, как вспоминает это время сам народ в одном из рассказов о Кармелюке: «Давно то було. За панщини страшної. А панщина це не життя, а пекло. Мучилися люди, а не жили. Пани у молоці купалися, селянина кров смоктали. На зорі під нагаєм на панський лан біднота ішла. Додому не могли вертати, в дорозі падали спрацьовані. Пани ґульки справляли. З'їдуться, бувало, до Яловицького, зберуть челядь і таке витворяють — сказати соромно. Сподобається Яловицькому собака сусідська — виміняє у сусіди за дві кращих дівки. Терпіли, сльозами умивалися. Пробував хто сперечатися — на палю садили, щоб всі боялися». Как тут не вспомнить слова Кобзаря: «Село неначе погоріло\ Неначе люди подуріли\ Німі на панщину ідуть\ І діточок своїх ведуть!”

Не лучше обстояли дела и по всей империи, где время текло вспять и все «реформы» вели лишь к усилению деспотизма. После манифеста "просвещённой императрицы” Екатерины ІІ «О вольностях дворянства» помещики получили над своими подданными фактически неограниченную власть, которой не стеснялись пользоваться и злоупотреблять. Вспомним школьную классику: «Звери алчные, пиявки ненасытные, чего у своего крестьянина не забираем мы? Один воздух, ибо его забрать не в силах» (Радищев, «Путешествие из Петербурга в Москву»). «С тех пор как всё, что ни было у крестьян, мы забрали, больше ничего забрать не можем, такая беда!» (Фонвизин, «Нелоросль»), «Там барство дикое без чести, без закона\ Присвоило себе насильственной стезёй\ И труд, и собственность\ И время земледельца» (Пушкин, «В деревне»). «Где рой подавленных и трепетных рабов\ Завидовал житью последних барских псов» (Некрасов, «И вновь я посетил...»).

Павел І, старавшийся, как известно, во всём действовать вопреки воле матери, вернул было Украине некоторые старые вольности, пошли даже разговоры о восстановлении Гетманщины. Да и крестьянам он дал послабление, введя барщину в разумные рамки: 3 дня в неделю мужик работает на себя, 3 — на пана, а 7-й посвящает богу. Но царь-отцеубийца Александр І при вступлении в должность пообещал своим вельможам: «при мне будет, как при бабушке», и всё вернулось на круги своя. Панщина увеличилась до 4-6 дней, да и в воскресенье мужики часто должны были отрабатывать «даремщину» - труд, не засчитывающийся в барщину: собирать грибы и ягоды, рубить лес, строить дороги и т.д. Несчастные селяне, у которых в это время сыпалась рожь, вынуждены были вкалывать на своём поле по ночам. Впрочем, некоторые уже не имели даже этой, условно «своей» земли: пан забирал её, иногда - вместе с приусадебным участком, дабы крестьяне работали только на него, выдавая им на месяц скудный паёк — «месячину». Другие заставляли своих людей надрываться по 14 часов в сутки на мануфактурах и винокурнях, часто — на соседских, забирая заработанные деньги себе в карман, чем прибавляли к феодальному гнёту прелести дикого капитализма, который, как известно, не встречая сопротивления, доходит до открытого рабства. Не забудьте также про оброк со скотины и «городины», подати царю, рекрутский набор, церковную десятину... Да как эти люди выживали вообще? Негр на плантации, по крайней мере, знал, что вечером в бараке его ждёт миска кукурузной каши.

Конечно, не все баре были такими извергами. Некоторые, такие, как Лев Толстой, обучали крестьянских детей грамоте, другие, как герой Пушкина - Онегин, переводили мужиков с барщины на постоянный, относительно небольшой оброк, как правило — денежный, фактически делая их арендаторами. И эти методы давали положительные результаты: крестьянин учился предприимчивости, а будучи заинтересован в результатах своего труда, зарабатывал больше прибыли как себе, так и хозяину. Но большинство дворян рассуждало по традиционной российской формуле: «Чтобы корова больше давала молока и меньше потребляла кормов, её нужно реже кормить и чаще доить».

При любом режиме лучше иметь хорошего начальника, чем плохого. Но если всё и так благополучно, то в государстве, как в орудии подавления, нет, собственно говоря, никакой необходимости. Сейчас, если вас притесняет директор, вы можете пожаловаться на него вышестоящему начальству, в профсоюз, подать суд, в конце концов — просто хлопнуть дверью и уйти. Но 200 лет назад крестьянину было действительно некуда податься: Юрьев день отменили ещё при Годунове, а к началу ХІХ века канул в лету и срок давности для беглых холопов. Даже повеситься бедный Иван не имел права — суицид был объявлен церковью (кстати, совершенно неясно, на каких основаниях) самым страшным грехом, единственным, за который нет прощения ни на земле, ни на небе. Самоубийц не отпевали в храмах и не хоронили на кладбищах, родственникам запрещали за них молиться даже дома.

Сколь ни ничтожны были мужицкие права, но и их соблюдение никто не гарантировал. Государство с самого начала позиционировало себя, как защитника сильных против слабых. Объясните мне, какой в этом смысл? Сильные и так сильные, слабые и так слабые, а держава, где всё смещено в одну сторону, по определению не может быть стабильной. Было время, когда сама жалоба селянина на «богом ему данного» хозяина воспринималась как бунт и каралась соответственно. В рассматриваемый нами период власть слегка смягчилась, но реагировала на стоны угнетённого большинства крайне вяло, считая, что разбирать трения между работником и хозяином всё равно, что вмешиваться в семейные отношения. А легко ли было написать прошение почти поголовно безграмотным крестьянам, да ещё и на чужом языке? Характерна судьба жалобы крепостных села Березного на притеснения со стороны помещика полковника Сераковского, который, кроме всего прочего «1) три дня работы считает за один; 2) копание рвов, покрытие сараев и прочее не считает за панщину; 3) приказчик бьёт немилосердно; 4) по-под самые хаты, где был лес, повырубил и занимает ланы, где вечно бывали выгоны для скота и птицы... почему и той малости всякий лишается... Словом сказать, что через целую неделю работаем барщину и приходим в крайнее разорение!..» Это заявление было написано на имя подольского губернатора в1804-м году и пролежало у него под сукном... 30 лет! И кто здесь после этого разбойник?

Вот какого разговора хотел избежать пан Ролле и его нынешняя протеже, когда отказались рассматривать «условия тяжести крепостного быта» как основную причину, породившую Кармелюка как социальное явление и сформировавшую личность нашего героя. А что же ещё? Ну, что? Назовите, наконец! Что ещё могло двигать атаманом? Какая идея дала ему силы пережить такое, что обычному человеку хватит на 10 жизней и не отчаяться, не смириться, не сунуть голову в петлю? Тут г-жа Кабачинская совершенно права - «воля к свободе». Только в более широком понимании.

• 2010 Вересень
• 2011 Лютий
• 2011 Квітень
• 2011 Травень
• 2011 Грудень
• 2012 Березень
• 2012 Квітень
• 2013 Квітень
• 2013 Червень
• 2013 Листопад
• 2014 Вересень
• 2014 Грудень
• 2016 Липень
• 2022 Січень
• 2024 Березень

• Офіційний блог
• uCoz Спільнота
• FAQ по системі